Летний воздух насквозь пропитывает легкие ароматом трав и полевых цветов, лучи знойного солнца впиваются в спину и пронизывают тебя насквозь теплом, обжигая и грея, ты стараешься уловить еле различимое потрескивание кузнечиков в траве и наслаждаешься пением птиц; ты поднимаешь глаза и, прищурившись, вглядываешься в небо, кристально чистое и такое необъятное, замечаешь, как неспешно плывут вдаль перистые облака, воздушные и невесомые…

Ты ступаешь на раскаленный песок босыми ногами, и еще никогда тебе не было настолько хорошо и спокойно. Дорога к деревне неблизкая: впереди виднеется высокая церковь из белого кирпича с необычайной красоты золотым куполом, увенчанным православным крестом, чарующим своей значимостью и величием, вселяющим невероятную силу, гармонию и душевное спокойствие. Ты смотришь ему вслед, пока церковь не скроется за макушками ароматных сосен. Лес не кажется тебе ни густым, ни страшным, а напротив – особенно красочным и приветливым в лучах знойного солнца; ты проходишь его насквозь по узкой тропочке из глины и песка, оборачиваясь на треск сухих веток позади тебя и любуясь лучами солнца, просачивающимися через густые кроны деревьев, пересекая мостик, который так хлипок и стар, что кажется вот-вот и ты проскользнешь меж бревен и окажешься в ледяной речушке.

Поодаль мерцает давно знакомая рябина, теряющаяся кустах густоцветущего шиповника и дорогой сердцу дом с белыми резными наличниками. Он всегда казался мне золотисто-древесным с высокой крышей, большой оградой и чудесной маленькой верандой, откуда было видно дивный яблоневый сад и бесконечно красивое пшеничное поле за домом, где по осени стояли стога сена, пахнущие дождем и солнцем, впитавшие в себя все лучшие ароматы лета.

Рано утром, идя мимо старых деревянных домов вниз, к уклону, где на самом краю деревни в обветшалом от времени доме живет седой старичок, я тайком заглядывала в его окна, стараясь представить, какой сказочный вид из них открывается. У заросшего тиной и травой пруда с причудливой корягой, когда-то пугавшей меня до мурашек, журчит ключ. В деревянное корытце стремительно падают крупные капли ледяной воды, наполняя его до краев и выплескиваясь на дощатый пол. Ты протягиваешь ладонь, чтобы насладиться обжигающе чистым вкусом, подносишь её к губам и чувствуешь, как на секунду замирает сердце. Вокруг кусты душистой мяты и чьи-то забытые алюминиевые кружки, проеденные ржавчиной и временем.

Набрав в легкие весь букет ароматов, ты направляешься к дому; по дороге встречаешь пастуха, который гонит коров на луга, тебя обступает со всех сторон густое облако пыли и гулкое мычание, наконец, ты заходишь в ограду, не затворяя за собой дверь, поднимаешься в сени, а затем – в избу, где на льняной белой скатерти с вышитыми цветами – домашние яйца всмятку, густая сметана и ещё шипящие на тарелке блины. За окном слышно, как заливается изумрудный петух и оживает деревня.

Вот только спустя много лет приезжая в забытую Богом деревню, прабабушкин дом уже не кажется мне ни большим, ни золотисто-древесным, а скорее — пустым и старым, беззащитным перед ходом времени, словно никогда в его стенах не разливался звонкий детский смех, не топилась русская печь, не шел из трубы густой дым от горящих в топке бани дров. Здесь давно никто не живет. На полях по осени не вырастают стога сена, по утрам не заливаются петухи, не ревут возвращающиеся с лугов коровы, одолеваемые назойливым оводом. Деревня одичала и опустела. Дорога к болоту заросла высокой и колючей травой, соседские мальчишки уже не бегут со всех ног к пастуху, чтобы подогнать коров звонким щелчком хлыста, а седого старичка давно нет в живых. Его ветхий домик покосился на бок, глазницы окон пусты, выбиты стекла, стены съели грибок и плесень. И только лавочка у дома всё ещё приглашает присесть на дорожку. У ключа еле различимо пахнет куст мяты, который, как и много лет назад, облюбовали улитки, но уже рассохлась от времени колода ключа, провалился дощатый пол и не видно двух старых алюминиевых кружек.

А что если никогда больше не будет деревни? И дети забудут вкус картошки в мундире и запах свежего сена. А что если уже никогда не пройтись в августовский теплый вечер босым по проселочной дороге, считая падающие с неба звезды. Эти невзрачные дома полны историй о людях, которые когда-то были частью русской деревни. А что если нам останется только мечтать о том, как увидеть заливающиеся алым закатом хлопчатые занавески на окнах с ажурными наличниками..? А что если не будет никогда больше деревни? Не будет части истории – не будет части нас с вами?

Я мечтаю о том, чтобы наши дети смогли насладиться нетронутой красотой русской природы и русской души. Чтобы в жаркий летний день можно было рано поутру набрать в лесу горсть ягод и жадно их съесть, не боясь за здоровье; чтобы зимой можно было лихо слететь с горы на санях и, соскользнув с салазок, скатиться кубарем вниз, обронив варежки, и рассмеяться в голос.

Мне хочется верить, что будет жива деревня, и приезжая к изрядно состарившемуся дому с белыми резными наличниками, я буду с грустью вспоминать всё, что когда-то было дорого сердцу, но с гордостью от того, что всё это станет ещё дорогим для кого-то, как стало дорогим для меня много лет назад.