В одной своей записи обещал написать про метро.

Сегодня на сайте Вышки попалась статья про метро, которая мне понравилась (свою заметку тоже напишу чуть позже, а с этой предлагаю ознакомиться, хорошо написана).

Профессор ВШЭ Сергей Медведев о московском метро и социальном равенстве.

Признаюсь, грешен. Как всякий столичный автомобилист, я высокомерно избегал мира метро, а если и случалось в девятибалльные пробки спуститься под землю, то покупал билет на одну поездку, переспрашивал его цену и в вагоне долго изучал схему линий, всем своим видом давая понять, что я человек здесь случайный.

И вот однако ж. Спасаясь от новогоднего автомобильного коллапса, в конце декабря я сменил машину на метро, да так и продолжаю ездить, хотя пробки в Москве уже пожиже. Затянуло. Помимо всем известных преимуществ — в метро всегда хорошая погода, нет пробок, люди интереснее, а девушки красивее, — в метро я стал больше читать, думать и наблюдать. И в том числе замечать, что под землей сложилась параллельная социальная реальность, разительно отличающаяся от той, что наверху.

Самое важное — в метро хамства меньше, чем на поверхности. Люди, как правило, не курят и меньше сорят: катающаяся по вагону пивная бутылка встречается все реже. Обучение идет быстрыми темпами: теперь уже многие придерживают стеклянную дверь при входе и уступают место пожилым. Метро — это открытый городской университет, где новоприбывшие из деревни, слободы и кишлака получают навыки коллективной жизни, умение жить в толпе. Метро — это пространство нормативности и работающих общественных конвенций. И дело не только в том, что под землей больше милиции, камер наблюдения и дежурных, — люди сами учатся жить в плотном потоке, быть разными и уважать права других.

Наверху все иначе. Автомобиль усугубляет и выпячивает наши социальные болезни: право силы, презрение к правилам и нелюбовь к ближнему. На дорогах властвует культ внедорожников, бессмысленный и беспощадный, смесь понтов и страхов, и азиатская страсть к тонировке стекол, как будто Москва находится как минимум на широте Махачкалы. Мстительные разборки при перестроениях, езда по газонам и тротуарам, парковка на остановках и переходах. На улицах царит жесткая иерархия, в зависимости от крутизны авто, и горе тому, кто ее нарушит: зажмут всем потоком и дадут понять, кто ты есть.

Культивируя крайний индивидуализм, автомобиль фактически разрушает наше социальное пространство. А под землей это пространство частично воссоздается. В отсутствие в России публичной политики, форума, площади (те, что есть, огораживаются) метро становится местом формирования гражданина, возникновения общественного договора.

И еще метро хорошо тем, что в нашем распальцованном обществе, болезненно чувствительном к социальному статусу, там ненадолго восстанавливается равенство — люди из разных слоев стоят в одних очередях и ездят в одних вагонах. В вестибюлях и переходах около входов в метро греются бомжи и бездомные собаки — многим это может не нравиться, но это отличная социальная терапия для людей, предпочитающих эти язвы не замечать. Главный архитектор «Метрогипротранса» Николай Шумаков рассказывал мне, что они проектируют вестибюли с запасом, чтобы было где разместиться и бомжам, и городским сумасшедшим, то есть у метро имеется и гуманитарная миссия, — я считаю, что это прекрасно. В слове «метрополитен» есть греческий корень «полис», зачатки политии. Метро — это наша агора, res publica, «общая вещь», коллективное благо, идея которого затерялась при переходе от социализма к рынку. Эта идея удивительным образом сохранилась лишь под землей при Дмитрии Гаеве и, надеюсь, что при новом начальнике, Иване Беседине, московское метро останется открытым, демократичным и гуманным пространством.

И пусть мой автомобиль постоит днем у конечной станции, где я живу. От билетов на 1–2 поездки я уже перешел к билетам на 5, 10 и, может быть, скоро решусь на месячный проездной. Да, забыл сказать главное: в метро нет мигалок.